Для чего Франция возрождает легендарную каторгу

«Это оскорбление нашей истории, политическая провокация и возвращение к колониальным временам». Такими словами французская оппозиция оценивает планы Парижа построить новую тюрьму, причем там, где еще несколько десятилетий назад существовала легендарная каторга. Похоже, показной гуманизм западной пенитенциарной системы остается в прошлом, и пример этому подает Франция.

История бывшей французской колонии Гвианы знает немало громких имен, но увы, обладатели этих имен украсили ее не по своей воле – начиная со знаменитого капитана Альфреда Дрейфуса, ложно обвиненного в шпионаже и сосланного на местный остров Дьявола, и заканчивая беглецом Анри Шарьером, который написал книгу «Мотылек», ставшую основой для классического американского фильма со Стивом Маккуином и Дастином Хоффманом.

А все потому, что в середине XIX века французские власти признали Гвиану идеальным местом для ссылки и каторги. Плыть далеко, климат тропический, недружелюбная фауна включает ядовитых змей и диких хищников, и вдобавок в регионе процветает множество болезней – желтая лихорадка, малярия и т. д.

При тогдашнем состоянии медицины заключенные имели все шансы недолго протянуть на новом месте жительства (при условии, что вообще бы до него доплыли живьем). По подсчетам ученых, более 40% вновь прибывших умирало уже в первый год нахождения в Гвиане. Добавляли риска и сами каторжные работы: заключенных отправляли осушать болота, прокладывать дороги, работать в порту и т. д.

Совершенно не случайно каторга в этом регионе именовалась «сухой гильотиной»: если казнь на гильотине в те годы означала смерть мгновенную, отправка в Гвиану означала, что заключенному придется еще помучиться. В 1867 году, например, смертность среди каторжников оказалась настолько высокой, что французское правительство с горя издало распоряжение — отправлять приговоренных не в Гвиану, а в Новую Каледонию. Однако через несколько лет распоряжение было отменено.

Так как из-за климата и болезней обычные переселенцы тоже имели мало шансов, правительство разработало хитроумную систему — отбывшим свой срок заключенным, например, зачастую не разрешалось просто так покинуть колонию, они обязаны были отработать в гражданском секторе по своей специальности еще один срок.

В 1923 году журналист Альбер Лондр написал о произволе надзирателей, о крошечных камерах площадью в 4 квадратных метра, обитателей которых он сравнил с «живыми мертвецами», об отсутствии элементарных удобств и о том, как заключенных запирали с пяти вечера до пяти утра. В это время могло происходить что угодно — охрана не откликалась и не обращала внимания. Лондр был журналист с именем, и его репортажи и книги о каторге побудили начать процесс гуманизации системы. Уже в 30-е годы с каторгой призывали покончить, но произошло это уже после Второй мировой войны.

Тогда Гвиана утратила свое значение в пенитенциарном плане, тем более что условия позволили создать здесь космодром и полностью, казалось бы, переориентировать местную экономику. И вот теперь французский министр юстиции Жеральд Дарманен объявил о плане создания здесь новой, особо охраняемой тюрьмы, причем не где-нибудь, а в Сен-Лоран-дю-Марони, который в прошлом был, так сказать, столицей каторги и ее сердцем. К примеру, о местной тюрьме и ее обитателях подробно писал английский писатель Сомерсет Моэм.

Впрочем, французский Le Journal du Dimanche уверяет, что для спецтюрьмы будет все же выстроено новое здание: «На краю света, в Сен-Лоран-дю-Марони, на берегу реки, в 300 километрах от Кайенны (имеется в виду столица Гвианы)… (Это будет) совершенно изолированная крепость. На данный момент проект еще не перешел в материальную фазу. Ничто пока не построено, даже забор не поставлен…»

Предполагается, что «тюремный квартал с беспрецедентными мерами безопасности, расположенный в сердце амазонских джунглей», среди прочего примет в своих стенах воротил наркоторговли и террористов-исламистов. История, правда, не знает случаев исправления исламистов среди амазонских джунглей, но попытка не пытка. Однако депутат от Гвианы Жан-Виктор Кастор, узнав о планах центральных властей, возмутился.

«Это оскорбление нашей истории, политическая провокация и возвращение к колониальным временам», – написал депутат, после чего отправил премьер-министру Франсуа Байру письмо с требованием отозвать проект. Строго говоря, в данном случае речь идет не об оскорблении истории, а наоборот, о следовании исторической традиции, но чувства депутата можно понять. Марин Тонделье, депутат от партии зеленых, в свою очередь, отметила, что «наркотрафик является проблемой», но создание тюрьмы в Гвиане подчеркивает «историческую связь с кайенской каторгой».

Сторонники проекта указывают на то, что в настоящее время на территории Гвианы действует только одна тюрьма – Ремир-Монжоли, в которой не хватает мест. И вообще, прежде чем строить здесь новую тюрьму, французы создали в метрополии две тюрьмы аналогичного типа: первая откроется уже летом, вторая начнет свою работу в октябре. Так что новое заведение в Гвиане окажется, так сказать, в хорошей компании.

Условия содержания заключенных в этих заведениях будут ужесточены – целью является отрезать от внешнего мира, в частности наркоторговцев, которые, как выяснилось, даже из тюрем спокойно продолжают вести бизнес и раздавать указания.

Будут ограничены, а в ряде случаев сведены на нет, возможности делать телефонные звонки, общаться с близкими и даже выходить на прогулку. Интернет и сотовую связь будут глушить, за заключенными будет установлено круглосуточное видеонаблюдение.

Как отмечается, образцом для новой французской системы послужили итальянские спецтюрьмы, в которых содержатся члены мафии. Неизвестно, будет ли тюрьма в Сен-Лоран-дю-Марони снабжена мощными кондиционерами, без которых долгое пребывание в четырех стенах в этой части света рискует превратиться в ад, но климат в Гвиане не изменился с XIX века и в наше время способен приносить заключенным столько же неприятных ощущений, сколько и раньше.

До недавнего времени на Западе любили подчеркивать гуманный характер своей пенитенциарной системы – и одновременно обличать советский ГУЛАГ. Известно, например, что норвежский террорист Брейвик, расстрелявший подростков в летнем лагере на острове Утойя, сидит в тюрьме строгого режима, к его услугам спальня, кабинет и небольшой тренажерный зал. В камере у него есть телевизор, игровая приставка и три попугая. И все это не помешало заключенному подать в суд на администрацию: с точки зрения Брейвика, условия его содержания были «бесчеловечными».

Французским тюрьмам, судя по всему, далеко в гуманности (показной или реальной) до норвежских. Каждый год в переполненных тюрьмах Макрона умирает около 240 человек, и половину смертей составляют самоубийства.

Художник Петр Павленский, которому довелось сидеть как в Бутырке, так и во Франции, заметил, что «к заключенным относятся как к животным, что неприемлемо для всякого уважающего себя человека», и сказано это было о французской тюрьме.  Несколько лет назад, во время Евро-2016, российские болельщики после беспорядков угодили в марсельскую тюрьму, после чего живописали антисанитарию, громадных крыс, скверную еду и нравы местных заключенных, которые во много раз опаснее любых надзирателей.

Актер Сами Насери, игравший одну из главных ролей во франшизе «Такси» и после своего успеха имевший серию неприятностей с правосудием, о тюрьме вспоминать вообще не любит. «Надо было остаться с людьми, которых я встретил в кино, и поменьше общаться с прежними приятелями из пригорода, – рассуждает актер. – Я сидел на двух стульях… В итоге ты оказываешься за решеткой, и никто тебе даже открытки не пришлет, ни гроша, ничего». В тюрьме, после того как он начал говорить о самоубийстве, его перевели в психиатрическую клинику.

Что в его случае, что в случае Павленского и болельщиков речь идет об обычных тюрьмах – но французским властям последних уже недостаточно. Теперь требуются заведения с «чрезвычайно строгим режимом содержания», который имеет «одну цель – лишить заправил наркоторговли возможности причинять вред», как пишет Жеральд Дарманен. И хотя Гвиана тоже страдает от наркоторговли, это не помешало местным жителям обозвать проект центральных властей «возрождением каторги».

Меж тем в СМИ уже просочились картинки будущей «супертюрьмы», которые выглядят внушительно и даже элегантно. Не Алькатрас, конечно, но чувствуется, что заведение собираются возводить серьезное. Кстати, президент Трамп недавно потребовал вернуть Алькатрасу статус тюрьмы – и тоже сделать его пристанищем самых опасных преступников.

Такое ужесточение тюремной политики в разных странах Запада вовсе не случайно. В условиях, когда преступность берет новые высоты и благодаря компьютерам и сотовой связи может и из камеры управлять каким-нибудь марсельским наркосиндикатом, требуется не гуманизация, а пересмотр условий содержания и перекрытие возможных лазеек.

В случае с Францией оказалось, что как полтора века назад, так и теперь выгоднее жестко изолировать самых опасных преступников в каком-нибудь Сен-Лоран-дю-Марони, на краю света. И если Запад сочтет нужным, то создаст там такие условия, по сравнению с которыми сталинский ГУЛАГ покажется легкой прогулкой – равно как и ужасы французской каторги, показанные в фильме «Мотылек».

Источник